АЛЕКСАНДРОВА СЛОБОДА:

КАК МОСКОВСКИЕ КНЯЗЬЯ СТАНОВИЛИСЬ ИМПЕРАТОРАМИ

«Кровавая обитель» Ивана Грозного - место рождения современной русской государственности

Всего-то пара часов от Москвы, и автобус (хотя на машине куда приятнее) привозит вас в город Александров, более известный знатокам истории как Александрова слобода. Экскурсии (на одной из которых мы и побывали зимним, что не характерно для нас, днем) вертятся, естественно, вокруг личности Ивана Грозного, человека, который устроил в этом месте пародию на монастырь, и служил каким-то кровавым богам, издеваясь над христианским культом, истово, однако же, молясь православному Богу по ночам в отдельном храме. Так, по крайней мере, гласит легенда. Кровавый царь – всегда благодатный предмет для экскурсоводов, поэтому их фантазия при описании все новых злодейств Ивана кажется неиссякаемой. Естественно, в итоге у туриста вовсе не остается представления, чем на самом деле важна для истории России Александрова слобода, какова ее роль, и отчего, собственно, Иван творил свои фокусы именно тут, и в чем был смысл этих фокусов.

Попытавшись разобраться в этом, и рассказать все вам, авторы столкнулись с тем, что литература о Слободе, за редким исключением, является либо сбором путаниц, либо перепевами все той же кровавой темы. Пришлось очень многое брать из редких источников, чем и объясняется беспрецедентно длительное время работы над этой статьей. Зато в процессе, кажется, у нас, а, коли прочтете, и у вас, появилась ясность, как именно русские великие князья преодолевали комплекс неполноценности («над нами непременно должен быть сюзерен, мы – вечные вассалы»), и сами становились сюзеренами. События, которые привели к этому, свершались за пределами Слободы. Но Слобода была точкой, куда князья-цари приходили после трудов, и где осмысляли достигнутые результаты. Хотите знать, как появилось на свет современное русское государство? Читайте то, что написано ниже.

I. История.

1. Что такое «слобода»

Термин «слобода» упоминается в источниках с 11-го века, однако с течением времени его смысл меняется. С 12-го до первой половины 16-го столетия «слобода» - это или отдельное поселение, или группа поселений, жители которого (которых) свободны от обычных налогов и повинностей (собственно, «слобода»=«свобода»). С середины 16-го века мы все чаще видим «слободы», созданные из людей определенной профессии (стрельцы, пушкари, гончары), которые вряд ли свободны от налогов, зато живут компактно, делая одну работу. «Оффшорное» наполнение термина «слобода» сменяется на «организационное». После того, как от термина остается лишь имя, то есть с середины 17-го века, ремесленные слободы в городах постепенно ликвидируются. С формированием в начале 18-го столетия регулярной армии (и отпадением необходимости в слободских организациях военных) стрелецкие слободы также превращаются либо в городские районы, либо в простые поселки. Но вернемся к исконному значению термина, поскольку во времена, когда формировалась Александрова слобода, актуальным было именно оно.

Итак, «свобода»… Выбиралось чистое место возле крепости или даже в отдалении от нее, и объявлялось, что люди, которые придут сюда и станут здесь работать, на 20 лет (к примеру) свободны от повинностей. Как правило, на зов тотчас отзывалось множество народу, и уже через считанные месяцы на голом поле яблоку негде было упасть. Слободы организовывали князья, великие и мелкие, а также священники и частные лица, владевшие землями на праве «экономического суверенитета» (что хочу, то творю). Цель – быстро создать коммерческую активность (скажем, при организации нового удельного княжества, монастыря и т.п.)

Золотоордынцы пошли гораздо дальше русских, во всяком случае, «оффшоры», созданные на территории Золотой Орды (или на зависимых от нее землях) оказывались более привлекательными, чем русские затеи подобного рода. Так, если на Руси льготы были временными, в Орде они, наверное, имели более длительный, едва ли не постоянный, характер. И если на Руси жители слобод освобождались лишь от части налогов (надо было платить что-то лично организатору слободы), в Орде, вероятно, дело обстояло либеральнее. Об этом можно судить по знаменитому эпизоду с так называемыми Ахматовыми слободами (1283-1284). Баскак (это слово значит, вопреки распространенному мнению, не «душитель», а «правитель пограничной области») Ахмат основал возле Курска (но уже за границей Руси) две слободы, в которые сбежалось такое количество русских, что курские князья Олег и Владислав побоялись вовсе лишиться подданных. Видимо, они не могли бороться с Ахматом чисто экономически, скажем, организовав слободу с еще более либеральными условиями, или хотя бы с такими же (ясно, что при прочих равных русские стали бы жить под русским князем, а не под «бесерменином»). Поэтому они предпочли нажаловаться на Ахмата хану. Ахматовы слободы хан повелел закрыть. Но, видимо, точно такими же слободами были пресловутые «русские кварталы» во многих ордынских городах, как, например, в столице Улуса Джучи, Сарае, или на городище Водянка под современный Волгоградом. Советская наука полагала, что там жили русские пленные. Однако, свободное движение русских и татар туда-сюда, свободное же положение русской церкви (Сарайская епархия) доказывают, что русские и прочие иноземцы жили в таких кварталах добровольно, очевидно, привлеченные чисто экономическими выгодами. Вероятно, ханские власти довольствовались взятием оборотных налогов (при торговле), не взимая вообще никаких налогов ни с личности, ни с производителя.

Мы так подробно остановились на ордынском опыте организации слобод по той причине, что Василий III, который построил в Александровой слободе свой дворец, вероятно, ориентировался на опыт ордынского города-дворца Гюлистана.Мы мало знаем о Гюлистане (кстати, по-персидски это имя означает «Розовый сад»). Скорее всего, искони так назывался загородный дворец хана. Благодаря тому, что Гюлистан выпускал монеты, мы смогли определить его местонахождение (как точку наибольшей концентрации медных монет).

Оказалось, что Гюлистан стоял, видимо, там, где сегодня располагается городище Царев (окраина Волгограда), а ремесленные посады в окрестностях дворца занимали действительно громадную территорию. Вероятно, после учреждения дворца хану понадобилось создать вокруг него инфраструктуру обслуживания. Ради привлечения ремесленников и торговцев хан устроил «слободу», в которую съехалось так много народа, что получился полноценный город. Век Гюлистана был недолог, но это не вина модели, а продукт стечения обстоятельств: уже в конце 14-го века дворец-слободу погубили или чума, или нашествие Тимура. Когда Василий III задумал создать свою резиденцию, минуло уже сто лет после того, как последний человек покинул Гюлистан. Но это не значит, что Василий не имел представления об ордынском опыте управления, или игнорировал его. Напротив, все свидетельствует об обратном. Но, чтобы двигаться дальше, нам крайне важно понять, когда именно появилась Александрова слобода, и пришел ли Василий III на готовое, или основал все сам.

2. Основание Александровой слободы

Я собрал по разным источникам все, что написано историками (как правило, мельком) об основании Александровой слободы. Интересно, что есть коренные разногласия даже по такому, казалось бы, простому вопросу, как дата первого упоминания слободы. Например, историк В. Снегирев уверяет, что слобода известна с 13-го века. В. Струков говорит, что слобода впервые упоминается в духовной (завещании) Ивана Калиты (1339). С. Веселовский относит первое упоминание к 15-му веку, и к началу 16-го века – М. Куницын. Есть устойчивое мнение, что Александрова слобода упомянута в завещании Дмитрия Донского (1389).

Естественно, ученые не договорились и о происхождении названия слободы. Народная молва говорит, что имя взялось от Александра Невского, который якобы и основал слободу (отсюда и берет корни «версия 13-го века» В. Снегирева). Другая молва толкует о принадлежности этих земель Суздальскому Александровскому монастырю, откуда взялось и название. Впрочем, сам монастырь тоже получил имя от Александра Невского, так что эти две версии на самом деле говорят об одном. Монастырь основан Александром Невским около 1240 года, но стал знаменит, очевидно, лишь в 17-м столетии, поскольку только 17-м веком датируются все сохранившиеся монастырские памятники. Прежде монастырь был деревянным, небольшим и, очевидно, довольно бедным. Это не исключает версии о построении слободы на монастырских землях, но мы не знаем точно, принадлежали земли нынешнего города Александрова этому монастырю или нет, да и к тому же небольшой обители логичней было бы ставить слободу прямо у своих стен, чтобы проще «снимать пенки» от налоговых сборов.

Третья версия связывает название слободы с именем боярина Александра Старкова, упомянутого в писцовых книгах рубежа 15-16 веков.

Сумму наиболее правдоподобных мнений можно представить следующим образом. До времени Ивана Калиты (первая половина 14 века) эти места были не обитаемыми, заросшими лесом. Основание слободы Александром Невским, как и выделение земельного участка в глухом лесу новому и бедному Александровскому монастырю в Суздале – фантастика. Жизнь шла севернее, в Ополье: Переславле Залесском на Плещеевом озере, в Юрьеве Польском, Суздале, Владимире. Эти города выстроились почти на одной линии: с востока Нижний Новгород и далее богатый Булгар, с запада – Смоленск и Новгород Великий. Лесистая полоса южнее никого не интересовала. Вот как выглядела политическая карта региона до Ивана Калиты.

С именем Ивана Калиты связан резкий подъем Москвы. Калита становится великим князем владимирским. В Москву съезжается масса народу, даже из Орды, готовых служить князю. Так что у Калиты появляются люди, которым нужна земля, а главное, люди, готовые освоить любые земли.

Дорога из Переславля Залесского в Москву, на которой позднее развился Сергиев монастырь (с 1345 года), совпадающая с современной трассой М8, была главнейшей для Москвы, и появилась, видимо, чуть раньше времен Калиты. Дорога же на Юрьев Польской, а через него на Суздаль, отражает уже новые реалии времен Калиты, и прежде Калиты ее не было. Сегодня эта трасса минует город Александров и идет через Киржач. Но искони, вероятно, было не так. Мы думаем, что трасса шла напрямую от Юрьева Польского через нынешний Александров. Следы этого пути остались на современной карте: речь идет о просеке, вдоль которой расположены села, причем все, хотя и в лесной глуши – с храмами (Фроловское – Большепетровское – Прокофьево – Ирково – Александров). Как справедливо, на наш взгляд, полагает Л. Строганов, освоение этого края вдоль дороги на Юрьев – именно дело рук Ивана Калиты, который поручил его своим боярам, а те прибегли к испытанному средству: созданию слобод для привлечения народа. Именно поэтому в правление Калиты формируется такой феномен, как волость Великая Слобода, совпадающая с границами современного Александровского района Владимирской области. Иными словами, едва ли не вся территория этого некогда дикого и лесного края была объявлена «особой экономической зоной». Это давало колоссальный политический эффект Ивану Калите, который прочно закреплял за собой «буферные» районы между своими коренными владениями и землями Владимирского княжества. Отсюда, в случае утраты ярлыка на великое владимирское княжение, он мог давить на своего более удачливого соперника, и уж точно гарантировал себя от перспективы утраты этих территорий.

Карта гипотетической дороги между Юрьевом и Александровой Слободой

Факт - волость Великая Слобода появляется впервые в завещании Ивана Калиты 1339 года. Судя по топонимике сел края, главным организатором волости выступил Иван Кобыла из рода старых сторонников московского князя, и его родственники. Документы упоминают представителей других родов, «брошенных на Целину»: Федор Бякот, Остеевы-Чулковы, князья Тутомлины. Судя опять же по топонимике, на московский зов откликнулось простонародье практически со всей Руси. Попадаются названия, повторяющие таковые в Вяземском, Тверском, Полоцком княжествах, Новгородской республике.

Центром волости стало село Слобода. Но слободы часто меняли названия в зависимости от имени владельца, поэтому разобраться, что есть на сегодняшней карте это село Слобода, и какое отношение к ней имеет Александрова слобода, оказалось непросто. Мы вслед за Л. Строгановым считаем, что в половине 15-го столетия село Слобода стало называться Александровой слободой по имени какого-то своего владельца (обозначать его точно, наверное, преждевременно). В самом конце 15-го столетия великий князь Василий III для строительства своей резиденции покупает крошечную, может быть, вовсе в один двор, деревню Кушниково. Купленные села часто после сделки сразу переименовывали. Вот и Кушниково переименовали в Новое село Александровское, поскольку рядом располагалось «просто» Александровское. И уже в 16-м столетии эти два села в последний раз меняют названия. Прежний волостной центр с основанием княжеской резиденции потерял свои функции и захирел. А существование рядом с ним села с эпитетом «Новое» побуждало считать его «Старым». Вот и переименовали Александровскую в Старую Слободу, под каковым именем этот поселок и сегодня значится на карте – в десятке километров от современного города Александрова, точно на трассе, ведущей в Юрьев Польской. Новое же село Александровское стало просто Александровской слободой.

Если кто запутался, повторяю еще раз. Древнейший центр волости Великая Слобода – нынешнее село Старая Слобода, которое до 16 века называлось сначала просто Слобода, потом Александровская Слобода. Современный город Александров – искони село Кушниково, переименованное Василием III в Новую слободу Александровскую, а затем названное просто Александровой Слободой.

Остается вопрос об этом последнем переименовании. Почему Новое село Александровское назвали вдруг «слободой»? Л. Строганов считает, что село лишь «унаследовало название древнейшего волостного центра – Слобода». То есть, по его мнению, в этом термине не было экономического содержания – оффшорной зоны тут не устраивали. Вряд ли это так. Как отмечает сам Строганов, слободы, образованные при Иване Калите, где-то к концу 14-го века утратили свои привилегии, что сразу повлекло за собой переименование Слободы в село Александровское. Значит, этот термин никогда не был пустым. Так в чем же дело?

Вспомним, сколько времени мы уделили ордынскому городу-дворцу Гюлистану. Не случайно. Мы полагаем, что Василий III сознательно воспроизвел ордынскую модель создания города-резиденции, может быть, даже непосредственно модель Гюлистана (хотя не факт, что в Орде был всего один город-дворец). Иными словами, выкупив землю под резиденцию и начав строительство, он тут же объявил свободной экономической зоной территорию вокруг будущего дворца. Поэтому Новое Село Александровское и стало слободой.

3. Основание царской резиденции

Точные обстоятельства создания и построения дворца в Александровской слободе неизвестны. В 1505 году местечко Кушниково покупается великим князем «для прохлады». Л. Строганов принимает это известие на веру и думает, что резиденция понадобилась великому князю лишь для отдыха «в поездках по подмосковным монастырям». Далее в одном из документом Троице-Сергиева монастыря говорится, что "в лето 7022 (1513) священа была декабря 11 церковь Покрова... в Новом селе Александровском, тогда ж Великий князь (Василий III) и в двор вшел". То есть к декабрю 1513 года все было закончено. А когда начато, что именно построено в первый строительный период – этого мы ничего пока не знаем.

К вопросу о строительстве мы еще вернемся. Пока нам важно понять – зачем? «Для прохлады»? Конечно, нет. Один из историков глубоко верно назвал Александровскую слободу «первой императорской резиденцией» в истории России. Ключевое слово тут – «императорская». Что оно означает? Искони князья русские должны были делить власть с кем-то. В древнейший период приходилось считаться с общиной. Попытки отделить свою резиденцию от общины (Рюриково городище и Новгород, Боголюбово и Владимир) ни к чему не приводили, тем более, что князья и не решались внутренне признать себя суверенными, зачем-то полагая своими сюзеренами византийских императоров. С монгольского времени общины, естественно, отходят на второй план, и верховным сюзереном русских князей становится монгольский хан. Но в 15-м веке все постепенно меняется. В 1480 году Иван III демонстративно разрывает отношения вассалитета с Золотой Ордой, и, хотя князья еще очень долго должны были выказывать подчеркнутое уважение Крымскому ханству, все понимали, что это уже игра. С другой стороны, в 15-м столетии гением Ивана III разрушается как удельная, так и общинная система. Великий князь московский остается один на один с властью. И он понимает, что этот новый статус надо как-то закрепить.

Было два способа. Первый – назваться «царем», то есть «кесарем», императором. Василия III (да уже и Ивана III) льстецы упорно называли "государем государь", что есть калька с персидского "царь царей", или, попросту, «император», но официально этот титул решился принять только Иван Грозный. Второй способ – создать себе императорскую резиденцию. То есть пункт власти, отделенный как от старых общин, так и от прежних городов, где даже камни впитали в себя память об удельном прошлом. Новый дворец – с чистого листа. Такой шаг дался бы психологически проще, чем смена титула. С него и решил начать Василий. А за образец принял, как нам кажется, татарского хана и его Гюлистан, поскольку именно «императору Тартарии», как сказал бы европеец, подражали князья Московии, а вовсе не императорам Запада – об их жизни они, во-первых, знали мало, во-вторых, после краха Византии там никто нашим князьям и не внушал особого уважения. Таковы были истинные причины построения действительно императорской резиденции для правителя, который еще не решился назвать себя императором.

Мы очень мало знаем о том, как жил Василий в своей резиденции. После его смерти в 1533 году она оказалась на время не нужна. Стране под фиктивным управлением потомка то ли темника Мамая, то ли одного из ханов Орды, Елены Глинской, матери Ивана Грозного, окруженной сомнительными фаворитами, было не до великих дел. Россия стала терять геополитическое пространство, проигрывая позицию за позицией осколкам Орды, Казанскому и Крымскому ханствам. Но, как только Иван IV подрос и возмужал, ему очень даже пригодилась резиденция отца. До учреждения опричнины (1565) он побывал в Слободе 11 раз. Пока это «использование» Слободы не отличалось от такового при его отце. Иван провозгласил себя царем (1547), позиционировал себя как наследник власти ханов Золотой Орды, завоевав Казань (1552) и Астрахань (1556). Конечно, количество должно было перейти в качество. Конечно, временная, загородная резиденция должна была превратиться в постоянную столицу. И это случилось вместе с утверждением опричнины, этим самым загадочным, и в то же время глубоко логичным, поступком царя-хана.

4. Слобода – столица «Русской Орды»

Сразу после того, как Иван принял титул царя, по стране прокатилась волна народных волнений. Народ боялся, что «настоящий» царь, крымский хан, теперь пойдет на Россию войной. Вспомним, как много позже Бориса Годунова чуть не растерзали, заподозрив, что он навел крымцев на столицу. Крыма боялись панически, им пугали детей. Иван подавил восстания, но осадок остался у обеих сторон.

После покорения Астрахани в общем-то свершилось то, чего боялся народ. Организованный против России единый исламский фронт поставил задачу не допустить экспансии Руси до размеров Золотой Орды. Но именно эту цель и ставил Иван, решивший, что он – наследник хана. И он понял, что нужно собрать силы в кулак. Для победы же над внешним врагом необходимо прежде одолеть внутреннего - тех, кто тайно служит Крымскому хану. Тех, кто не в состоянии понять замыслов царя, и толкует о каких-то «православных ценностях», когда надо четко и прагматично «делать империю» на востоке. Наконец, необходимо взять деньги у тех, у кого они есть, но – не дают.

3 декабря 1564 года Иван отправился на богомолье, но зачем-то захватил с собой драгоценности, а слугам приказал взять семьи. Прибыв через Троицкий монастырь в Александрову слободу, он посылает оттуда две грамоты в Москву. Их смысл – «бояре, служилые, священники мне изменили, я покидаю царство. На простой люд обиды не держу». Через некоторое время к царю из Москвы пришла делегация – «вернись на трон». Царь согласился при условии, что ему позволят учредить опричнину. В феврале 1565 года царь воротился в столицу, где и сформулировал свои требования.

Хотя термин «опричнина» явно новый, как ни странно, обе стороны, кажется, прекрасно понимают, о чем речь. Мнение историков, и прежде всего Ключевского, о том, что термин, напротив, старый, архаичный, и взят был из удельного периода, вряд ли выдерживает критики. Так, читаем у Ключевского: «Не царь Иван выдумал это слово, заимствованное из старого удельного языка. В удельное время так назывались особые выделенные владения, преимущественно те, которые отдавались в полную собственность княгиням-вдовам, в отличие от данных в пожизненное пользование, от прожитков». На самом деле земли, которые шли за княгинями как приданое, князья оформляли себе в управление как так называемые купли, которые потом, после смерти княгини, по закону должны были возвращаться в ее род, но фактически оставались у князя как полулегальное владение, лишь через полстолетия и более переходя в его собственность.

Так в чем же была суть опричнины по мнению современников? "А учинити ему на своем государьстве себе опришнину, двор ему себе и на весь свой обиход учинити особной, а бояр и околничих и дворецкого и казначеев и дьяков и всяких приказных людей, да и дворян и детей боярских и столников и стряпчих и жилцов учинити себе особно; и на дворцех, на Сытном и на Кормовом и на Хлебенном, учинити клюшников и подклюшников и сытников и поваров и хлебников, да и всяких мастеров и конюхов и псарей и всяких дворовых людей на всякой обиход, да и стрелцов приговорил учинити себе особно". То есть - речь шла о разделении страны на две части. Одна подчинялась лично царю, и только другая оставалась в управлении по старой схеме (царь правил ею совместно с органами боярского управления). Сам термин "опричнина" выводится от слова "опричь", которое обычно переводят как «кроме», хотя более точный перевод – "помимо".

Список того, что царь хочет взять себе, в опричнину, видимо, был готов заранее. В него вошли лучшие земли, самые богатые области, а там, где неудобно оказалось взять в опричнину весь город (скажем, Москву), ее делили на две части (что, кстати, было в русских традициях еще с 14-го века). Но вот что странно. Восток, только что завоеванный, и очень богатый, в опричнину не вошел. Таким образом, представление, будто для попадания в опричнину регион должен всего лишь отличаться богатством, неверно. Очевидно, критерий был совсем другой. По мнению царя, опричнина должна была исцелить нравы. Изжить местечковость старой Руси, слабой Руси, Руси удельной, и насадить в народе, но прежде всего в правящем классе, новую, имперскую идеологию. Образцом для такой идеологии была Золотая Орда. Отсюда понятно, что на бывших землях Орды исправлять, собственно, было нечего – недавние обитатели Улуса Джучи (это более верное название Золотой Орды) были морально уже готовыми жителями будущей империи. Стариной болела именно Русь, в которой "вера есть, а правды нет". Эти слова – из тогда же написанной повести «О Магомете, Султане турецком». Ее читал Иван, это известно точно, а в ней идеальным правителем выведен как раз повелитель Османской империи, последний же император Византии изображен презренным слабаком. «Ну, коли правды нет, то нет и веры» - тоже оттуда. Значит, не в то верим, и православие – «не та» религия? Это крайне важно: храмом «правильной» веры и стала Александрова слобода.

Еще более радикально эта мысль подтверждается тем фактом, что во главе земщины, то есть всего, что осталось от опричнины, поставлен был ни кто иной, как бывший казанский царь Едигер, крещеный в Симеона! Таким образом, управлять той частью страны, где «нравы» выдерживали хоть какую-то критику, по мнению царя, Иван поручил тому, кто уж точно эти нравы не испортил бы. И когда говорят, что с политической точки зрения акция Ивана не имела смысла (он обвинил бояр в плохом управлении, но сам же оставил боярской думе полстраны), решительно заблуждаются: думой руководил казанский царь, взятый Иваном в 1552 году в плен на руинах столицы Казанского ханства.

С 1564 по 1581 год Александрова слобода – политическая, и, как хотелось думать Ивану, духовная столица Московии, новой Золотой Орды. Во всяком случае, царь практически не покидает свою новую резиденцию. Но за эти годы случалось всякое, и, конечно, настроение тех, кто вместе с царем заседал в Александровском дворце, как и сам состав приближенных, менялись не раз. Но что именно там происходило на самом деле, мы не знаем.

Экскурсоводы, расписывающие мерзости частной жизни Ивана, опираются на рассказы иностранцев, которым случалось побывать в Слободе. Обычно их слова безоговорочно берутся на веру. Однако, во-первых, мы не знаем, насколько глубоко иностранцев допускали в частный быт Слободы, и не пользовались ли они по преимуществу слухами. А во-вторых, стремление исказить русскую действительность настолько часто попадается у иностранных путешественников (и по совместительству «военных советников» своих государей), что диву даешься, как наши историки не затвердят наконец: иностранные свидетельства надо воспринимать крайне критично. Чего стоит известный термин немца, и, кстати, опричника Штадена «Дикое Поле», которым он обозначал якобы пустынное пространство южнее Москвы до Крымского ханства. То, что на самом деле там располагался целый конгломерат казачьих квази-государств, он конечно же знал, но предпочел обмануть своих читателей, число которых, впрочем, ограничивалось военными экспертами, думавшими, как бы покорить Московию. Авантюрист Штаден не жалел красок, чтобы доказать: дело это легкое, поскольку в полководцах видел, естественно, себя. Схожие мотивы могли двигать и мифотворцами вроде Таубе и Крузе, рассказы которых о Слободе ныне слепо приняты на веру.

А Таубе и Крузе рассказывают, что "после того, как царь кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок... Заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины..." В общем-то, набор штампов. Откройте западное описание любого «плохого» правителя, будь то политический противник в Европе, или пуще того «зверь из Азии» вроде турецкого султана – ну, точно такое же поведение. Тем не менее, современные историки, развивая мысли Таубе и Крузе, и словно соревнуясь с ними, пишут о том, что в Александровой слободе Иван устроил нечто вроде кровавого монастыря, точнее, пародии на монастырь. Так, известный фантазер академик Лихачев писал, что "здесь пародировались церковные службы и монастырские нравы, монастырские одежды. Опричный двор напоминал шутовской...монастырь, а нравы этого двора - службу кабаку". Но Лихачев тут только переписывает Ключевского, которому на самом деле должны достаться сомнительные лавры истинного мифотворца: "В этой берлоге царь устроил дикую пародию монастыря, подобрал три сотни самых отъявленных опричников, которые составили братию, сам принял звание игумена, а князя Аф. Вяземского облек в сан келаря, покрыл этих штатных разбойников монашескими скуфейками, черными рясами, сочинил для них общежительный устав, сам с царевичами по утрам лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал и пел на клиросе и клал такие земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки. После обедни за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за аналоем читал поучения отцов церкви о посте и воздержании, потом одиноко обедал сам, после обеда любил говорить о законе, дремал или шел в застенок присутствовать при пытке заподозренных".

Я даже знаю, как шла мысль исследователей. Идею о «монастыре» подсказали им иностранные авторы, а мысль о «пародии» родилась под подсознательным воздействием шутовских религиозных обрядов Петра Великого, который и в самом деле на пирах «служил кабаку». Но нет данных, что так делал Грозный! Иностранцы при всей своей нелюбви к стране и ее правителю говорят лишь о том, что "он, великий князь, образовал из опричников... свое особое братство... Живя в Александровском дворце, словно в каком-нибудь застенке, он обычно одевает куколь, черное и мрачное монашеское одеяние... Всех их он называет братией, также и они называют великого князя не иным именем, как брат". Собственно, вот правда, но где тут «служба кабаку»?

Другое дело, что у нас есть основания подозревать – православными обитатели Слободы, включая самого царя, оставались только для внешнего наблюдателя. Внутри они приняли какую-то другую религию. Какую именно, сказать невозможно, но достаточно посмотреть на фрески в личной молельне Ивана, чтобы понять: его вера имела мало общего с верой народа, поскольку эти фрески радикально отличались от всего массива тогдашнего церковного искусства. Не факт даже, что и эти фрески были пределом тайны. Не исламом ли была та новая религия, которую приняли царь и его окружение? Магомет-султан как идеал справедливого государя, отсутствие правды и веры (прямой упрек православию, не сумевшему сплотить страну), наконец, свидетельство современника, к сожалению, им не расшифрованное – «еще немного, и москвичи будут ходить в чалмах»? Не будем развивать эту тему, иначе уподобимся все тем же фантазерам-экскурсоводам, только с противоположным знаком. Ограничимся констатацией одного простого факта. Несмотря на то, что власти запретили народу даже в частных беседах вспоминать об опричнине (виновных били кнутом на торгу), память народная сохранила о жизни Ивана в Слободе в общем-то нейтральные воспоминания. Так, в музее в Александрове экспонируется поддон от подсвечника 17 века, на котором изображен переезд Ивана из Москвы в Александров.

Пояснение дано тут же, изложено ровно, без эмоций – «остави град и удалися царь со братию в монастырь». Похоже, власти боялись памяти об опричнине больше, чем народ. Похоже, бояре слабого «лузера» Федора Иоанновича, смертельно боявшиеся, как бы не нашелся продолжатель дела Ивана Грозного, старались не только выбить из народа память об опричнине кнутом, но и сочинить о ней сказочку пострашнее.

Ну, а коли опричники не были ангелами, и жестоко расправлялись как с непокорными боярами, так и с городами, препятствовавшими имперским планам Иоанна, оговорить их в глазах потомков оказалось куда как просто.

Но вернемся к середине 16-го века. За стенами Александровской крепости кипела реальная жизнь, и она часто вступала в противоречие с политическими конструкциями, сложившимися в голове Ивана. Через 7 лет после переезда столицы в Александров, настоящий царь, крымский хан Девлет Гирей, сжег Москву, и показал Ивану, кто в доме хозяин. Опричные войска оказались неспособны оказать сопротивление просто потому, что у них, воспитанных на пиетете ко всему восточному, на истинного правителя Востока просто не поднялась рука. Иван является послам Девлета в заплатанной рогоже, и говорит - "Ваш царь меня, Ивашку, до бедности довел, нечего царю дать". В разговоре с послами истинного царя Иван - уже не царь! Он им станет, едва послы уедут, но сказать им это в глаза он не решается!

Правда, Девлет-Гирея удалось разбить в битве у Молодей уже в следующем 1572 году. Естественно, не силами опричников, а руками людей светских, не страдающих комплексом страха перед восточными воинами. В том же 1572 году Иван распускает опричнину. Однако, не уезжает из Слободы. Налицо политический, и даже как бы ментальный кризис: как бороться с Востоком, следуя идеалам Востока? Магомет-салтан, безусловно, образец для подражания, но как защитить свою страну, когда на тебя идет ближайший вассал этого Магомет-салтана, Давлет Гирей?

Решение было найдено лишь , через три года, в 1575 году. 30 октября Иван отказывается от власти, и в Успенском соборе московского кремля коронуют настоящего потомка Чингиз-хана, то есть человека, статус которого на Востоке еще выше, чем у турка Магомета (хотя не выше, чем у чингизидов из Крыма, Гиреев). Саин-Булат, правнук последнего большеордынского хана Ахмата, прежде сидел на троне вассального царства Касимовского. В 1573 году он зачем-то принимает крещение под именем Симеон, хотя знает, что теряет право на престол в Касимове. Очевидно, замысел сделать его русским царем пришел Ивану уже через год после Молодей и роспуска опричнины, но на психологическую подготовку бояр еще требовалось время. Наконец, в Успенском соборе Симеона Бекбулатовича провозглашают "царем и великим князем Всея Руси, великим князем Тверским" (последнее очень говорящая деталь: Тверь в глазах Ивана была центром зла, оплотом проклятой удельной старины). Иван же стал называть себя "холопом Ивашкой". Но показательно, что власть «холопа» почему-то продолжала распространяться на земли бывшего Казанского ханства, где Иван сохранял титул царя. Скорее всего, Иван побоялся, что, оказавшись под властью настоящего чингизида, казанцы пожалуй воспрянут духом, подобьют Симеона на восстание.

Правление Симеона продолжалось 11 месяцев, после чего Иван смещает его, щедро награждает Тверью и Торжком (а вовсе не "ссылает в Тверь", как пишут даже серьезные ученые), где Симеон и умирает аж в 1616 году, приняв перед смертью монашество. Так или иначе, Русь была целый год под номинальной властью чингизида. За это время экономика страны отнюдь не рванула вперед, небеса не излили елея на «благодатную землю», и вообще не произошло ничего такого, на что, может быть, в тайне своих мистических грез рассчитывал Иван. Этим, а также недовольством народа, и объясняется смещение с престола Бекбулатовича. После чего Иоанн, как свидетельствуют историки, впал в еще большую тоску: модель «новой империи, новой Орды» трещала по швам.

Как бы по инерции Иван продолжал жить в слободе, хотя и без своих опричников, как и без чингизидов. В 1578 году в Слободе открывается вторая на Руси, после московской, типография. На тот момент она была, впрочем, единственной: знаменитый Иван Федоров, заведший первым «друкарню» в Москве, не выдержал боярского и клерикального притеснения, и сбежал во Львов. Царь хотел его удержать, но даже царю это не удалось. Развлекаясь хоть чем-то от тоски, царь повторил опыт в Слободе.

19 ноября 1581 года царь убивает в Слободе своего сына, Ивана Ивановича. Что заставило Иоанна прикончить единственного сносного своего наследника, или же это была и в самом деле трагическая случайность, подстроенная, может быть, ненавидевшими царя боярами, мы толком не знаем. Факт, что как бы воспылав отвращением к Слободе, Иван тут же ее покидает, что одновременно означает признание царем полного краха собственных планов. Три года жизни, наполненные хворями, завершаются кончиной царя в 1584 году, как доказано, от отравления. Его могли отравить те же люди, что подстроили убийство Ивана Ивановича. Очень показательно, что от отравления ртутью (а Иван был отравлен именно ртутью) умирают как раз ЧЕРЕЗ ТРИ-ЧЕТЫРЕ ГОДА после принятия в организм яда, то есть яд Ивану дали именно в год "убийства" сына! После его кончины недруги восторжествовали: на трон сел хоть и сын Ивана, Федор, но его полная противоположность: тихий, набожный, слабоумный, прекрасный материал для манипуляций. В Александровой слободе наступает запустение.

Вероятно, отъезд царя сопровождался актами грабежей и погромами. Мы можем об этом судить очень косвенно по кладу, найденному на территории города Александрова, зарытому в начале 1580-х годов. Как известно, клады зарывали в виду противника, но в начале 80-х годов 16 века никакой внешней войны в Слободе вроде бы не было. Зато было другое событие, отъезд царя, и, вероятно, у кого-то из-за этого очень здорово испортилась жизнь. Более того, за кладом этот человек не вернулся.

5. Слобода после Иоанна

Нам осталось кратко осветить историю этого региона после ухода отсюда представителей власти.

В пору Смутного времени недалеко от монастыря стоял с войсками полководец Скопин-Шуйский. Его солдаты, паче же интервенты, разрушили то, что осталось от дворца Иоанна. В 1651 году кто-то приходит на руины грозненской крепости, и основывает на них Успенский женский монастырь. Этим кем-то некоторые предания называют инока Лукиана, который якобы просил у царя Алексея Михайловича (1645-1676) позволения «возродить» монастырь (о столь странной формулировке см. ниже). Если так, то это тот самый Лукиан, который основал в 1594 году Лукианову пустынь в 13 км севернее Александрова (ныне деревня Лукьянцево).

Монастырь получился поменьше крепости Грозного, однако же, стены монастыря, в отличие от укреплений Иоанна, дошли до наших дней, и воспринимаются наивными посетителями как свидетели грозненских времен. Приход сюда монахинь оказался благом для захудавшего поселка: в богомольном 17-м столетии где монахи, там и экономическая активность. Слобода потихоньку стала возрождаться.

Почему именно монастырь? Возможно, сыграло сразу несколько факторов. Во-первых, бросается в глаза стремление тогдашних правителей России как бы «освятить» монашеским житием все места боевых и трудовых подвигов Иоанна. Примерно в то же время монастырь делают в Свияжске, крепости, с помощью которой Иоанн покорил Казань. Тем самым богомольные правители «тишайшего царства» стараются как бы смирить покойного царя, заглушить пением иноков глас, которым вопиют еще и сегодня руины грозненских дворцов и крепостей. Во-вторых, не исключено, что развалины крепости, что Александровской, что Свижяской, просто поглянулись монахам, поскольку уже существовавшая фортификация освобождала их от лишних трудов по устройству «духовной твердыни» для «невидимой брани» (на самом деле, монахи панически боялись обобранного ими народа, для чего и превращали свои монастыри в крепости). В 19-м столетии этот феномен предпочитали объяснять довольно абсурдно, мол, монастырь основан самим Иоанном, и получалось, никогда не пустовал. Автор «Полного собрания исторических сведений…» о монастырях (начало 20 века) так и уверяет, и стремится доказать, что царь Алексей Михайлович в 1651 году лишь «обратил его в женский».

В 1689 году, в 4 км от монастыря, на Немецких горах (там сегодня – природный заповедник) Петр вместе с генералом Гордоном тренировал потешные полки, а заодно жил в монастыре и проникался духом политического предшественника. Не по своей воле выбрал он это место: как раз в это время Москва бурлила от стрелецкого бунта, и Петр банально прятался за толстыми стенами обители. По достоинству оценив их крепость, он, после подавления бунта, посадил сюда под монастырский арест свою сводную сестру Марфу. Для нее построили у Распятской церкви особые палаты, в коих она и умерла в 1708 году. Знал ли Петр, что после его кончины в монастыре с 1730 по 1741 год будет сидеть его дочь Елизавета, которой, правда, в означенный 1741 год все-таки удастся стать, на солдатских штыках, императрицей, и, кстати, неплохой. И трона бы ей не видать, кабы императрице Анне Иоанновне удалось бы постричь Елизавету в монахини. Но дальновидный Бирон не допустил этого, приберегая Елизавету для каких-то своих планов.

Поселение у монастыря меж тем крепло, и в 1778 году Александрову слободу объявили городом Александровым. В нем жили кузнецы, что отразилось в гербе 1799 года: молот и наковальня. Чуть раньше, в 1764 году, Успенскому монастырю присвоили первый класс, и это в годы, когда сотни монастырей стерли с карты страны. В 19-м столетии город прославился еще и как ткацкий центр: здесь работали две крупные мануфактуры, Троицко-Александровская и Соколовская. Помогла близость сырья: лен издавна возделывали на землях, не пригодных к пшенице.

Поскольку дальнейшие изыскания не входят в наши планы, перейдем к описанию памятников кремля и самой Слободы.

II. Памятники

1. Стены

О стенах и башнях монастыря нам удалось найти только то свидетельство, что они построены при царе Федоре Алексеевиче (1676-1682). В некоторых брошюрах стены датированы 1680-ми годами, что в принципе то же. Стены охватывают только часть старой крепости времени Ивана Грозного. Ниже мы увидим, что от кремля Грозного в стенах осталось две башни. Единственное изображение грозненской крепости, которое перепечатано в сотне журналов, показывает обширное сооружение эллиптической формы. Стены явно деревянные, без башен, ворота только одни. Однако, гравюра явно сделана по памяти, поскольку соотнести ее с современными реалиями никак не удается. Действительно, ее автором является датский посол Я. Ульфельдт, который опубликовал свои воспоминания, и заказал картинку граверу (причем, как было тогда принято, не имел влияния на результат работы, как получится, так получится) уже по возвращении в Данию. Интересно, что договор, который якобы в присутствии царя подписал в Слободе посол, датский король отказался ратифицировать.

ПЛАН КРЕМЛЯ: 1-9 Башни и прясла (см. в тексте), 10 - Троицкий собор, 11 - Распятская церковь, 12 - Успенская церковь, 13 - покровская церковь, 14 - храм Федора Стратилата.

Это может значить, помимо прочего, сомнения короля в том, что посол и в самом деле был допущен к русскому правителю. За это вроде бы говорит

и мало реальное описание обряда крестоцелования над договором, который якобы проделал Иван: по словам посла, грамоты были положены в какую-то чашу, на них водрузили распятие, и уж после того царь распятие поцеловал. Тем не менее, пытаясь идентифицировать постройки, можно предположить, что крупное церковное сооружение слева – Распятская церковь-колокольня, храм повыше него – Троицкий собор, а небольшая церковь правее собора – Покровская. Однако, получается, что Покровская церковь стоит на краю крепости, как стоит она на краю современного монастыря, но мы знаем, что

реально крепость эпохи Грозного продолжалась за линию монастырских стен именно в сторону от Покровской церкви, то есть на рисунке направо. Можно лишь констатировать, что ворота, скорее всего, находились с той же стороны, что и сегодня, то есть под углом 90 градусов к течению реки Серой (на рисунке река, кабы ее показали, текла бы слева). Интереснейшее сооружение из двух европейского вида башен с перемычкой находилось вне современной монастырской территории. Его назначение непонятно, и мы к нему еще дважды вернемся. Между тем, остатки грозненского кремля без поздних наслоений отлично видны и сегодня. Если выйти из ворот, и пойти резко налево, за башней вам откроется

обширный пустырь. Присмотревшись, вы поймете, что пустырь обнесен валом. Этот вал и есть остаток основания деревянных стен грозненской поры. Точно такой же вал скрывается, частично снивелированный, под современными стенами, за исключением правого, самого дальнего от реки Серой, прясла.

Башни скорее всего имели названия, но нам они не известны. Обойдем стены, двигаясь от единственного сегодня входа в монастырь. Он располагается, как говорилось, примерно там же, где древний грозненский вход, и представляет собой простой проруб в стене. Видимо, это поздний вход. Уточнить его датировку поможет небольшое здание, которое располагается с внутренней стороны стены, прямо за входом (там сегодня продают билеты и сувениры; цифра 1 на плане). В литературе нам не встречалось датировки этого дома, но его облик типичен для провинциальных каменных палат 18-го века. Вероятно, этим временем можно датировать и проруб в стене, домик же служил сторожкой.

Выйдя из ворот, пойдем налево, от реки Серой прочь. Тотчас мы натыкаемся на громадный П-образный выступ стены (цифра 2 на плане). Что это? Стена кладена аккуратно, явно в 17-м столетии, снаружи бойницы украшены своеобразным узором, изнутри прослеживается полноценный боевой ход. Представляется, что это фортификационный узел, который прикрывал вход в монастырь. Но не тот вход, который мы имеем сегодня. Древнейший вход в монастырь (не в крепость, а именно в монастырь) располагался, скорее всего, в боку П-образной конструкции, и посетитель должен был пройти под перекрестным обстрелом и со стены, и из этой «мегабашни». Что интересно, несколько ассиметричный П-образный блок стоит точно на месте древнейших ворот грозненского кремля. Вероятно, после того, как монахини потеряли интерес к фортификационным свойствам своей обители, то есть в 18-м столетии, ворота заложили, и прорубили новые, простые.

Далее по курсу Первая башня (на нашем плане под цифрой 3) со сбитым ангелочком на шпиле. Вид башни не оставляет сомнений в том, что она относится к 17-му веку. А вот новое, правое на нашем плане прясло (под цифрой 4) уже другое: низкое, без боевого хода, простой конструкции, и относится или к 18, или к 19-му векам. Отчего так, почему тут не сохранилась древнейшая стена? Мы можем предположить, что ее и не было. Монахини, видимо, из экономии на этом участке стену не строили, и пользовались ныне видимым валом грозненской крепости, наскоро укрепив его частоколом. Позже, в 19-м столетии, это показалось несолидным, да и денег у первоклассного монастыря стало побольше, вот и построили новую стену, заодно спрямив очертания монастыря для благолепия.

Прясло, обозначенное на плане цифрой 4, не несет в себе никакой эстетической нагрузки, это просто стена, с прорубленными посередине простыми, как на складе, воротами. Зато именно тут можно полюбоваться на валы грозненского времени, которые частично скрывают линию окрестных домов.

Первая башня (на плане цифра 3) изнутри.	Она же снаружи, прясло 19-го века (на плане цифра 4) и грубые ворота.	Остатки вала крепости Грозного.	То же, из ракурса "стоя на валу".

От Второй башни (на нашем плане цифра 5) вновь начинается стена 17-го века, что подтверждает наши предположения о причинах отсутствия стены на прясле 4. Да и сама башня явно сооружена в 17-м столетии. Стена тут идет тяжелая, глухая, без ворот, немного покосившаяся и подкрепленная контрфорсами. Изнутри почти по всей длине этого прясла тянется Келейный корпус (на плане - 6), который датируется временем с 17 (первый этаж) по 19 (второй этаж) века. Глубоко ушедшие в землю, обрамленные камнем окна производят сильное впечатление.

Осмотрев заваленный снегом небольшой раскоп, мы подняли голову, дабы посмотреть на Третью башню (на плане - 7), которая заметно выше двух предыдущих. Относительно этой башни есть соблазн предположить, что она каким-то мистическим образом сохранилась от грозненского времени. Почему? Она, да еще Четвертая башня – выше других, и отличается от них другим декором. Так, только тут и в Четвертой есть своеобразные бойницы псковского типа, построенные явно псковскими мастерами, пригнанными царем из только что разоренного Пскова. Поневоле спрашиваешь себя: а существовало ли на самом деле странное сооружение, показанное на плане европейского художника, то самое, в виде двух башен? Может быть, рисуя по памяти, европеец перепутал ориентацию, да и сам смысл изображенного? Сдается, что на рисунке мы видим как бы воспоминание об этих двух башнях, Третьей и Четвертой, которые ко времени Грозного уже стояли в камне, и соединялись не перемычкой в воздухе, конечно, а деревянной стеной. Спутав все это, художник со слов мельком видевшего крепость европейца поместил две каменные башни не так, и не туда.

Прясло, идущее от Третьей башни вдоль реки Серой (на нашем плане слева) ничем не отличается от таковой 17-го века, и кладено, несомненно, не в грозненские времена, а столетием позже. Посередине их ход нарушает надвратная церковь Федора Стратилата (на плане 8), построенная одновременно со стенами в 17-м столетии. Сооружение достаточно мощное, и явно служило монахиням для прикрытия хода к воде во время военных потрясений. С башни открывалась беспорядочная пальба, а стрельцы, которым поручали оборону женских монастырей, опрометью кидались к реке.

Прясло замыкает Четвертая башня (на плане 9), о которой можно сказать то же, что и о Третьей – и тут сказывается рука псковича. Прясло, идущее от нее к воротам, из которых мы начали свой путь, ничем не примечательно, кроме все тех же узоров 17-го века и поддерживающих покосившуюся стену контрфорсов.

Заканчивая рассказ о стенах, необходимо сделать существенные примечания. Дело в том, что наша версия описания стен сильно отличается от таковой, принятой в литературе. Так, в литературе считается, что современные монастырские стены вовсе не совпадают со старыми.

Говорится, что Третья и Четвертая, по нашей классификации, башни тоже поздние, и что стена проходила при Грозном на этом участке намного ближе к реке Серой (см. справа план, позаимствованный нами из книги Г. Ковалева). Также не совпадала она со стеной современного монастыря и на южном прясле, зато лучше якобы стыковалась с валом, ныне видимым, грозненской крепости.Лучше совпадает со старой стеной верхнее прясло (на нашем плане). Наконец, загадочное сооружение, которое обозначено на старинной европейской гравюре, и которое мы сочли за искаженное воспоминание о двух единственных каменных башнях,

ныне видимых Третьей и Четвертой, в литературе обычно принимают за реально существовавшее здание двухстолпной колокольни, остатки которой якобы обнаружены «биолокационным методом». Со всем этим мы не согласны.

План монастыря и старой крепости Грозного, наложенный один на другой, по Г. Ковалеву.

Мы думаем, что монастырская стена сильно отклоняется от старого плана лишь на правом прясле, которого при Грозном на этом месте просто не существовало. А в остальном? Скажем, левое прясло просто не могло так близко подходить к Серой, с учетом того, что при Грозном она была еще полноводнее. Автора могут убедить только результаты археологических раскопок, о которых он никогда не читал.

2. Троицкий собор

Когда-то считался самым древним сооружением комплекса. Теперь понятно, что он, Покровская церковь, Распятский храм и Успенская церковь поставлены одновременно Василием III с 1509 по 1513 годы. Также доказано, что зодчими были итальянцы, один (или оба) из работавших тогда на Руси Алевизов – либо Алевиз Фрязин, либо Алевиз Новый (что, по мнению С. Заграевского, вероятнее). Против этого историки архитектуры сражались все 20-е столетие, но в конце концов им пришлось уступить очевидному итальянскому облику памятников Слободы. Исполнение заказа и воплощение замысла зодчего ныне относят к деятельности местных ремесленников, отчего не все конструктивные элементы древнейших построек Слободы безупречны (но ведь стоит полтысячелетия, и не падает!)

Троицкий собор был освящен Василием в честь Покрова Пресвятой Богородицы, а в Троицкий его зачем-то перекрестили монахини в 18-м столетии. Строители клали его из кирпича и белого камня, рассчитывая поразить зрителя смелым сочетанием двух цветов, красного и белого. И эта его особенность монахиням тоже не понравилась: они густо побелили сооружение, превратив его хоть и в величественное по-прежнему, но уже более заурядное строение. В те же годы была уничтожена и галерея, которая обходила храм кругом. Вместо нее появились отвратительные в своей несоразмерности пристройки, которые, как рыбы-прилипалы, приклеились к храму с нескольких сторон. Типичный образец того, как монахи понимают прекрасное.

Собор постоянно закрыт, а жаль – он был расписан вскоре после окончания строительства, и эти фрески сохранились, но, кажется, научно не изданы. Зато можно беспрепятственно видеть богатый белокаменный декор снаружи. Именно в нем усматривают «фряжские» элементы, то бишь иностранное влияние.

Экскурсоводы непременно показывают Западный портал собора, который в принципе ничем не отличается от прочих перспективных порталов того времени, но выполнен с большим искусством, и прекрасно сохранился. Портал несет в своей глуби так называемые Тверские врата, про которые везде пишут, что они созданы около 1344-1357 годов в Твери. Но на самом деле версия об их тверском происхождении, как и относительно «точная» дата изготовления – миф, что блестяще показал в своей недавней работе В. Кавельмахер. Он показал, что на самом деле эти ворота никогда не имели никакой связи с Тверью, а стояли в Софии Новгородской, и вышли из той же мастерской, что и знаменитые Корсунские врата, сделанные руками греческих мастеров в момент постройки собора, то есть в 1045-1050 годах. Достаточно посмотреть на львиные маски, совершенно аналогичные таковым на Корсунских вратах. Однако, в Слободу они попали вовсе не из Новгорода, а из Пскова. Дело в том, что в 14-м веке эти врата снимают с Софии Новгородской, заменяют на другие (которые теперь тоже стоят в Слободе, и называются Васильевскими, см. ниже), и отправляют в Псковский храм Троицы. Там их переделали, и набили на них изображение св. Троицы (см. ниже). В 1510 году Василий III берет Псков, срывает эти врата с петель Троицкого собора в Пскове, и отвозит к себе в Слободу.

Ворота кажутся простенькими: на деревянную основу набиты металлические пластины, даже без рисунка; лишь на одной – гравированное изображение Ветхозаветной Троицы с греческой надписью «Агиа Троис». Впрочем, на деле оказывается, что ворота сделаны были в свое время с большим искусством, первоклассными литейщиками, но при перенесении ворот в Слободу пришлось снять бронзовые платины с первоначальной основы и перебить их на новые доски, из-за чего их вид отнюдь не улучшился. Подпортило облику и неискусное, выполненное в 14 столетии в Пскове изображение Троицы, чуждое эстетике ворот.

Еще более знамениты Васильевские ворота в Южном портале. Их сделали в 1336 году в Новгороде по заказу тамошнего иерарха Василия Калики взамен тех самых, о которых мы только что говорили, о чем прямо свидетельствует размещенная на них надпись. Ворота были сорваны Иваном Грозным во время его опричного похода на Новгород в 1570 году. Они традиционны – железная основа, на нее набиты медные пластины, по которым «огневым» способом брошен золотой рисунок. Сюжет рисунков также не представит большой неожиданности для человека, знакомого с новгородским искусством, за исключением одной пластины – с изображением Иоанна Предтечи, покровителя Грозного. Эта пластина была набита по приказу царя.

Считалось, что, забирая ворота себе, полководец навсегда забирает себе город. Обычай этот, впрочем, был для тогдашней Руси новым, и его позаимствовали из покойной к тому моменту империи, Византии. До этого брали колокола, но теперь стали думать, что колокола – как-то не символично, не по-имперски.

Собор использовался для самых торжественных событий в жизни обитателей Слободы. Здесь звучал голос Ивана Грозного, который своими речами «заводил» сторонников на новые подвиги. Здесь царь венчался со своей третьей женой Марфой Собакиной, с пятой супругой – Анной Васильчиковой, а его позднее убитый сын Иван – с Евдокией Сабуровой.

В период между 1581 годом и возрождением комплекса в виде монастыря собор, скорее всего, использовался как приходской храм для местных жителей, поскольку, если бы он полностью запустел, фрески вряд ли сохранились бы так хорошо.

3. Распятская церковь-колокольня

Ядро сооружения – ныне скрытый со всех сторон каменный столп 1510-х годов, вероятно, колокольня или дозорная башня времен Василия III. При ней была купольная церковь Алексея Митрополита. Нынешний облик постройка приобрела в 1570-е, увеличившись в размерах, а главное, превратившись в шатровую (купол при этом оказался заложен). Церковь переименована Распятскую в 1710-е годы.

Если что и видно издалека – это ее, потому что высота храма больше полусотни метров. Памятник как бы заканчивает своим высшим воплощением моду ставить шатровые, стремящиеся ввысь, как минареты, колокольни. Самый чистый образец стиля – конечно, храм Вознесения в Коломенском, а эта, в Слободе – самая «навороченная». Мода пришла из Казани, но именно обстояли дела, сказать сложно. Вероятно, в Казани еще до русского взятия зародился смешанный русско-татарский стиль, воплощенный в так называемой Зеленой башне напротив кремля. В России его могли позаимствовать еще до взятия города, на волне увлечения всем восточным. Подробнее мы рассмотрели этот вопрос в нашем рассказе о Казани.

Внутри колокольни располагается Распятская церковь, вход в которую, как правило, закрыт, а также множество мелких и запутанных помещений, в которых так удобно, наверное, было шушукаться и пытать. Говорят, что именно с этой башни сигал на самодельных крыльях «холоп Никита», дерзнувший поспорить с Творцом, но должным образом посрамленный за свое незнание физики, то есть законов Творца.

4. Покровская церковь

Так называемая «Покровская на Дворце», возведена в ядре своем в начале 1510-х. С именем у нее тоже не все так просто: искони, при постройке, посвящена была она Троице, тогда как нынешний Троицкий собор, как мы помним, именовался Покровским. Монахини поменяли имена местами, зачем, только им ведомо.

Личная церковь великого князя: в отличие от официального Троицкого собора, место интимных молений или наедине, или с самыми близкими родственниками. Долгое время считалось, что первым шатровым храмом была церковь Вознесения в Коломенском. Теперь доказано: вот он, первый шатер на Руси. Таковым храм был построен и задуман в начале 1510-х, и это сложное в архитектурном плане сооружение сохранилось, но как ядро нынешней постройки: ведь в 17-м столетии, в пору господства монахинь, храм обрастает пристройками – добавлены трапезная и шатровая звонница.Заходите внутрь – и вы в него попадете.

Шатер покровского храма уникален не только тем, что он первый, он - единственный на всей Руси расписанный изнутри. Фреска появилась в 1570-е годы, в те дни и месяцы, когда тут был сам Иван. Более того, ее и созерцал в те годы практически только он один. Когда сегодня смотришь на это произведение, тебя охватывает дрожь. Ты как бы проникаешь в душу этого человека – наверняка мастера работали по его эскизу. Роспись очень мрачная, на черном фоне, фигуры расположены ритмично, как ритмы написанных Грозным стихиров, их позы не отличаются разнообразием, и напоминают картины восставших призраков, которые так часто посещают умалишенных. Особо жутко, что все это написано на внутренней стороне шатра, который, как воронка, затягивает зрителя в какой-то немыслимый ад. Почти физическое ощущение, что тебя уносит в море мрака некая черная волна, а ты бьешься, и ничего не можешь поделать. Так шатер, самое светлое, что родила архитектура времен Грозного, волей царя превратился в противоположность. Идея Грозного была гениальна – он хотел показать, что у самого светлого в жизни есть темная сторона, что высшее благо имеет изнанкой высшее зло. Ему это удалось. Такова Россия – золотые купола, коровы, возвращаясь по вечерней росе, гремят колокольчиками, даль подернулась туманом; но это – лишь видимость.

5. Остатки дворца

Ныне Покровскую церковь с колокольней связывает сооружение, достаточно простое в плане, но внешне осложненное крыльцами и прочими украшательствами. В нем располагается музей. Считается, что это – остатки дворца Ивана Грозного (1570-е годы), переделанные внешне монахинями в кельи.

Что точно осталось от Ивана, а может, и от Василия – это впечатляющие погреба, в которые с особым смаком водят туристов. Конечно, хочется думать, что в этих погребах шли пытки, и воображение само рисует кровавые сцены, да и самому как-то не по себе становится, хотя понимаешь: вероятность, что пытали именно здесь, невелика. Подвал кладен из безупречной выделки белого камня, по фактуре напоминающего, пожалуй, больше технику времени Василия, чем Ивана. Местами кладка отреставрирована кирпичом. Видны двери, ведущие как бы в землю, они заложены. Спуск в подвал крутой, сверху – окна, закрыты, от окон – крутой желоб, как бы предназначенный, чтобы сбрасывать сюда тела (но на деле бросали, конечно, мешки с припасами). Свод коробовый, очень влажно, и даже зимой, в мороз, тепло.

На первом этаже поражают обширные палаты, свод которых опирается на несколько столпов. Музейная экспозиция, тут размещенная, не так хороша, как компоновка палат, хотя попадаются действительно интересные вещи, но главным образом 17-го столетия, попавшие в монастырь в качестве вкладов. а что действительно стоит посмотреть - на выделанный слоновой костью трон Ивана Грозного.

Едва ли не самый существенный памятник, который можно видеть в соседстве с этим сводчатым помещением – портал Покровского храма, открытый от штукатурки совсем недавно, и представляющий из себя резное украшение двери 1570-х годов. Техника резьбы исполнена такой внутренней силы, что с нею не сравнится никакое «мельтешение» последующего 17-го столетия.

Наконец, частично первый и второй этажи заняты палатами, отделанными достаточно скромно, но выразительно. Экспозиции, которые размещены тут, жанровые, и вовсе не заслуживают внимания, зато просто походить по палатам куда как интересно.

Однако же, главный дворец размером 30х12 метров располагался вовсе и не тут, а западнее Успенской церкви (см. ниже) и был связан с нею. Считается, что именно в него «вшел», по выражению летописи, Василий III в 1513 году. Сегодня на этом месте – бросающаяся в глаза, при внимательном рассмотрении схемы монастыря, пустота, на которой экскурсоводы ставят туристов, и мучают вводной лекцией. Фундамент из белого камня этого дворца был вскрыт раскопками.

Опричные дворцы Ивана Грозного несли на себе одну примету: их крыши были покрыты черной, как вороново крыло, лощеной черепицей. Такой черепицей больше нигде не пользовались, только тут, да еще в другом опричном дворце, который стоял в Москве примерно на месте нынешнего здания факультета журналистики МГУ. Черный цвет был вообще у опричников любимым. Они разъезжали на черных конях, закутанные в черные одежды, и за это звались «кромешниками» (игра слов – «опричь» значит также «кроме»). Осколки такой черепицы постоянно находят в Слободе.

6. Успенский храм

Еще один храм времен Василия III (начало 1510-х), переделанный при Иване Грозном (1570-е гг). Считается, что он был личным храмом великой княгини, то есть жены царя. Стоит на высоком подклете, под которым – погреба времен Василия III. Как и Троицкий собор, должен был поражать сочетанием белого камня и красного кирпича, как и он, почти весь густо забелен. Однако, на южном портале храма можно видеть исконную белокаменную резьбу. Как и к Покровской церкви, монахини в 17-м столетии пристроили к Успенскому храму трапезную и звонницу. Говорят, что от храма под землей шла какая-то Государева труба, то есть подземный ход, по которому можно было бежать из резиденции. По этому ходу якобы после революции, и до 1926 года, водили экскурсии школьников. Но он, как и вообще все мифические подземные ходы, естественно, ныне потерян.

7. Памятники эпохи Девичьего монастыря

Вдоль монастырской стены тянется двухэтажный келейный корпус, очень длинный (мы уже говорили о нем в рассказе о стенах). Нижний этаж – сооружение 17 века. Хотя обычно кельи не блещут архитектурными излишествами, здесь соседство с бывшими дворцами вынуждало монахинь быть приветливее к светскому. Кельи украшены резными розетками по белому камню с изображением Голгофского креста и соответствующими надписями. Верхний этаж надстроили в 19 веке, и, конечно, от этого времени нечего ожидать, кроме прямых линий и унылого ритма окон.

Сретенская церковь заложена в самом конце 17 столетия, храм небольшой, под ним – усыпальницы сестер Петра Великого, Марфы и Феодосии. К ней в 18-19 веках пристроили Больничный монастырский корпус, об архитектуре которого лучше умолчать.

Зато от 18 столетия дошла до нас оригинальная и интересная постройка – колодец, который интересен собственно своим архаизмом. Как ни печально, таких вот бытовых сооружений от глубокой древности известно крайне мало.

Последнее, на чем хотелось бы заострить внимание – это дом настоятельницы, поставленный, может быть, и на древней основе, но ныне относящийся все-таки к 19-му столетию. Такая датировка проистекает от типичности здания: в позапрошлом веке все монастыри украшались такими однотипными «избами» с каменным низом и деревянным верхом.

8. Библиотека Ивана Грозного

Одной из туристических приманок в Александрове служат разговоры о так называемой библиотеке Ивана Грозного. Логику подобных построений хорошо иллюстрирует статья из владимирской газеты «Хронометр»: «Известно, что царская семья в 1564 году уехала из Москвы в Александровскую слободу, увозя в обозе из нескольких сотен возов государственную казну. А в казне в то время хранили наибольшие ценности, включая рукописи… Возможно, среди прочего добра в Александровскую слободу была вывезена и так называемая Либерия… часть библиотеки византийских императоров, доставшейся царю в наследство от его бабки, Софьи, племянницы последнего императора Византии. Живя в Александровской слободе, Иван Грозный в течение 17 лет пополнял свою казну…И если в Александровскую слободу было привезены из Москвы сотни возов добра, то сколько же надо было возов для переезда назад в Москву в 1581 году? Однако ни одна летопись не отметила такого громадного передвижения груза из Александровской резиденции царя. Не могло же все раствориться в воздухе? Выходит, осталось в слободе, вернее, в подземельях Александровского кремля». Далее потрясенный читатель узнает, что официально сотрудники музея отмалчиваются в ответ на все расспросы о библиотеке, «но люди сведущие, от которых в Александрове ничего невозможно скрыть, просветили: ищут музейщики сокровища-то, но держат свои поиски в тайне». Но вершиной мысли для меня стало утверждение, что «гигантские подземные ходы (под монастырем – Е.А.) были вырыты не холопами царя Ивана Грозного или его отца, Василия III, основавшего эту резиденцию в Александровской слободе, а сохранились с древних времен…». То есть еще в палеолите для "либереи" почву готовили.

На самом деле, библиотека у Ивана Грозного, как и у Дмитрия Донского, Ивана Калиты, Петра Великого и любого другого правителя, конечно, была. Как и архив. Кстати, "исследователи" склонны смешивать эти два понятия, "библиотека" и "архив", и когда источники говорят, что в Слободу привезли такие-то документы, или что поляки искали в Слободе архив, эти горе-знатоки почему-то думают, что речь идет о книгах, хотя в глазах средневекового человека архив куда ценее, его даже как трофей захватывали. Так вот, были и архивы, и библиотеки. И никуда библиотека московских царей не делась: ее остатки – в тех старых книгах, которые хранятся в той же Ленинке. Но почему именно про Ивана говорят, что у него была какая-то особая библиотека? Потому что думают, будто эти книги приехали с византийской принцессой Софьей в Москву, где их потом зачем-то спрятали (примерно в 1560-е годы), и больше их никто не видел. Но, во-первых, нет соврешенно никаких доказательств, что туповатая и бедноватая Софья вообще привозила с собой какие-то книги. Во-вторых, те книги, которые видели или в свободном доступе (так, Максим Грек при Василии III переводил какие-то сочинения), или в закрытом (пастор Иоганн Веттерман в 1565 уверял, что при нем распечатали тайник, и показали ему пару томов) могут и не быть связаны с Софьей, а быть просто книгами, которые приходили на Русь и до Софьи, и после нее, через Константинополь, через Крым. Так что искать какую-то особую библиотеку в Кремле ли, в Слободе ли, совершенно не нужно.

Но от всего в исторической науке есть прок (только от Фоменко никакого), в том числе и от поисков библиотеки. Благодаря этому окрестности Александровского кремля так основательно пролоцировали, что мы можем составить себе какое-то представление о подземной части кремля. Биолокационный метод не вызывает у нас никакого доверия, но составленный краеведами перечень случаев, когда в подземные ходы проваливались реальные крестьяне, впечатляет. Оказывается, недра кремля нашпигованы какими-то помещениями с кирпичными сводами. Однако, где мы имеем дело с погребами монастырского времени, где с подвалами грозненских дворцов, а где с подземными ходами – в этом краеведы так и не смогли разобраться.

9. Вокруг резиденции

Резиденция стоит на небольшом холме, который в древности должен был довольно круто подниматься над рекой Серой. Вокруг нее располагался район под названием Заречье, в котором жили люди, занятые непосредственно работами на царя. До революции о роде этих занятий еще напоминали названия улиц (Каретная, где жили каретники, Садовая – где или садовники жили, или располагались сады царя), но сегодня только комплекс Садовых улиц и остался, остальные сплошь советские да гражданские. Отняв у улиц имена, коммунисты не отняли старого духа: интересны как простые крестьянские дома, так и купеческие «хоромы» 19-го столетия с каменным низом.

Композиционным центром Заречья, конечно же, была церковь, которая и ныне стоит у северной окраины монастырской стены, буквально в 20 метрах от нее. Только с большими трудами нам удалось узнать, что она освящена в честь Преображения, и датируется 1743-1804; правильнее приводить эти даты через запятую. Первая – построение основы храма, восьмерика, вторая – пристроек при нем.

За рекой располагался Посад, где жил народ, просто жавшийся к резиденции, но не имевший непосредственного отношения к властям. В 17-19 столетиях именно на Посаде развился капитализм, что выразилось в построении роскошного, хотя и беспредельно скучного Христорождественского собора. Рассказы, будто он основан во второй половине 11 века в дереве – это, конечно, полные сказки, что и так ясно читателю, уже знакомому с подлинной историей слободы. Сказки и то, будто храм перестраивали в дереве именно 8 раз, прежде чем запечатлеть в камне. Храм основан, вероятно, лишь в середине 16-го столетия, когда поселок возле царской резиденции решительно развился. Впервые как деревянный фигурирует в описи 1627-1630 гг. Ее поновляли после литовского разорения в 1649 году. Ядро нынешнего сооружения возведено в 1696 году, при Петре Великом, стало быть. Вероятно, местные обыватели воспользовались вынужденным визитом в Слободу царя, спасавшегося от московских стрельцов, и выбили из самодержца нужную сумму. Колокольня заменена с деревянной на каменную на средства местного купца в 1829 году. В 1847 году на купеческие же деньги храм сильно перестраивают, что и превращает его из интересного памятника переходного «петровского» периода в «богатую» постройку купеческого духа.

До Петра Великого на Посаде был еще храм Николая Чудотворца, который видит указанная опись начала 17 века. Поскольку в каменном храме Рождества Христова 1696 года появляется придел Николая, понятно, что этот храм был сломан, а престол перенесен как придел в храм Рождества.

Река Серая не велика, но и не мала. Правильнее называть ее Сера (Серая – это уже русское переосмысление). Она начинается севернее города, и впадает в Шерну, которая, в свою очередь, вливается в Клязьму (на которой стоит Владимир, кто не помнит). Откуда такое название? Бросается в глаза, что Серая и Шерна – названия похожие, отличающиеся в общем-то лишь «шипением» того же звука «с» в слове «Шерна». Стало быть, у древних дославянских народов Серая – Шерна воспринималась как одна река, и только после, когда славянские пришельцы переосмыслили название «верхней» реки в Серую, а Шерну не «тронули», из одной реки вышло две. Название относится к древнейшему прошлому края. В одном месте я встретил утверждение, что «Шерна» переводится вовсе и не с финского, как я сначала подумал, а с балтского как «кабанья река». Не могу это комментировать, но на правду похоже – балтские гидронимы не так редки в наших краях, в том числе на территории самой Москвы.

Спуск улицы с кремлевского холма к реке Серой (справа видна Четвертая башня).	Дом в Заречье, напротив кремля.	Преображенский храм, ядро 18-го века.	Он же, пристройка начала 19 века, но архаичного стиля (в духе палат 18 столетия).
Улица в Заречье.	Вид на долину реки Серая и на Посад от кремля.	Старинная Сенная площадь на Посаде.	Христорождественский собор на Посаде.

Эпилог

У Слободы не было шансов стать столицей России, но она стала больше, чес столицей «просто России» - первой столицей Российской империи. Потом была вторая, Петербург, его сменила советская Москва, и с закатом СССР Москва утратила статус имперского центра, вновь превратившись в стольный град «обычного» национального государства. Для районного города очень неплохая компания. На самом деле, осознание этого простого факта покруче сказок про кровавых царей, и их библиотеки. Я надеюсь, что этот небольшой и небезупречный рассказ подвигнет многих на то, чтобы самим съездить в Александров, и после того с уверенностью сказать: я побывал во всех русских столицах.

Литература

1. Зубовские чтения. Выпуск 1. Владимир, 2002.

2. Александровская слобода. Буклет. Бг.

3. Г. Ковалев. Библиотека Ивана Грозного и Александровский кремль. Александров, 2002.

4. С. Заграевский. К вопросу о датировке и авторстве памятников Александровой слободы. Публикация в интернете по адресу http://www.zagraevsky.ru/sloboda.htm.

5. Сайт города: http://www.aleksandrov.ru/

6. Карта монастыря взята с сайта http://suzdal.hotmail.ru/alexandr/index.html

Евгений Арсюхин

Наталия Андрианова

2003-2005